Категории средневековой культуры - Страница 81

Принадлежность к цеху была сопряжена с комплексом коллективных эмоций его членов, которые испытывали чувство гордости за свою корпорацию, ревниво охраняли ее марку и авторитет, принимали участие в собраниях и общих решениях, отстаивали собственное достоинство полноправных бюргеров перед патрициатом и дворянством и свысока смотрели на неорганизованных ремесленников, подмастерьев, учеников, слуг, на городское плебейство. Мастер искал и находил в труде не один лишь источник материальных благ — труд доставлял ему удовлетворение. В процессе труда средневековый ремесленник в противоположность пролетарию нового времени воспроизводит самого себя во всей своей целостности (см.2, т. 46, ч. 1, 476). Поэтому и продукт труда мог быть средством эстетического наслаждения. Совершенствование мастерства из поколения в поколение вело к созданию высокой традиции в ремесле и к предельному раскрытию его производственных и художественных возможностей. Ремесло было мастерством, а мастерство — искусством, артистизмом. Лишь в новое время понятия ремесленничества, мастерства и искусства разошлись и поменялись местами понятие «мастерство» сделалась, скорее, принадлежностью искусства, тогда как «ремесленником» стали назвать бездарного артиста, человека, лишенного подлинного мастерства. В этой эволюции понятий отражается дифференциация искусства и ремесла — в средние века они были едины. Свободный труд мастера при цеховом строе — средство утверждения его человеческой личности, повышения его общественного самосознания.

Единство производственного, этического и эстетического начал в труде ремесленных мастеров придавало ему высокое общественное значение. В этом заключалась основа развития человеческой личности до того предела, до которого оно было возможно в корпоративном обществе средневековья. Бюргер — гражданин своей коммуны, собственник, трудящийся субъект. По многосторонности своих социальных отношений он превосходит представителей других сословий феодального общества.

Разумеется, мелкое производство, покоившееся на ручной технике, ставило предел развитию общества. Кругозор средневековых бюргеров оставался ограниченным, а узко замкнутые социальные группы одновременно и объединяли горожан — в коммуны, цехи, гильдии — и разъединяли их (разобщенность цехов, враждебность их возникавшим в конце средневековья мануфактурам местничество городов, не возвышавшихся до сознания необходимости национального объединения) Бюргерское общество не было способно быстро расширяться динамичное в сравнении с аграрным обществом оно разделяло с ним тенденцию к воспроизводств) самого себя на прежней узкой основе в традиционных формах и масштабах.

Но на протяжении определенного периода именно в городах в наибольшей мере получила развитие человеческая личность конкретная средневековая индивидуальность отличавшаяся той целостностью и органической слитностью со своей общественной средой, которая дала основание Ф .Теннису противопоставлять понятие «общности» (Gemeinschaft), применяемое им в частности к средневековью понятию «общества» (Gesellschaft, 256а, 22, 35—38) — «гражданского общества», строящегося не на непосредственных точных отношениях между индивидами а на отношениях между обезличенными товаровладельцами, т. е. буржуазного общества.

Многообразием технических коммерческих и интеллектуальных занятии, концентрацией разнородных групп населения, перемещением центра тяжести с землевладения к деньгам движимой собственности, возрождением римского права призванного регулировать новые формы хозяйственных связей стилем самоуправления и человеческого общения, корпоративным духом чувством личной свободы, неведомой для деревни («городской воздух делает свободным») остротой имущественных контрастов и социальных противоречий, смешением языков, психологических и национальных типов, диапазоном связей с внешним миром, открытостью и восприимчивостью для новых духовных влияний, ритмом жизни, эстетикой здании и планировкой площадей и улиц, массовыми празднествами и карнавалом, переплетением и размежеванием деятельности внутри дома и вне его специфическим сочетанием городских и сельских условий (ибо от последних город все еще не отгородился) и тесным взаимодействием урбанистического и аграрного ландшафтов, ощущением близости к Богу вследствие концентрации церквей и мощей святых, хранимых в криптах доминирующего над городом собора — его центра и главного украшения сознанием защищенности которое внушали жителям города опоясывавшие его стены наличием университета, монастырей, странноприимных домов и госпиталей, публичных бань трактиров и борделей — всем этим и многим другим средневековый город разительно отличался от деревни и замка. Воплощая в себе существеннейшие черты средневековой жизни, город вместе с тем налагал на нее свой неизгладимый отпечаток, придавая западноевропейской культуре неповторимое своеобразие. Ни города средневекового Востока, ни византийские города, сколь ни были они экономически и культурно развиты, не смогли послужить источником прогресса, который вывел бы общество в целом за пределы средневековой стадии, в них отсутствовал социальный тип гражданина члена свободной, самоуправляющейся городской общины, — этот социальный тип был немыслим в условиях политического деспотизма и всеобщего бесправия.

Западноевропейский вольный город, вписавший «блестящую страницу в историю средневековья (2, т. 23, 728), на определенном этапе развития явился бродилом новых отношении источником разложения феодализма.